Его глаза лениво раскрылись и сфокусировались — он видит её глаза и помнит соприкосновение душ. Никольская и Эдельштейн сидят разбитые и мрачные, словно после самого мощного шторма, после которого в живых остались только они вдвоём.
Среди мертвенно-белых лиц призраков, потупивших чёрные глаза, одинокий мертвец отплясывает макабре под трансцендентное звучание токкаты и фуги Баха, и тащит душу Эдельштейна вниз, все ниже и ниже»